День шестнадцатый

Поезд в Рыбинск прибыл ранним утром. Папа разбудил меня пораньше, чтобы напоить горячим чаем. В вагоне было прохладно. Смотрели в окно и, когда мы проезжали знакомые станции, было ощущение неторопливого приближения к родному дому. До города оставалась одна остановка, «Юринский разъезд», и пассажиры стали готовиться к выходу из вагона. Папа решил, что мы торопиться не будем, достал из рюкзака мою тёплую кофту – утро обещало быть свежим. Наш приезд в родной город пришёлся на воскресный день, и когда мы вышли на вокзальную площадь, пассажиры уже разошлись, а редкие прохожие с корзинами спешили на ранний пригородный поезд: августовский лес кормил в то время многих.

С привокзальной площади вышли на улицу Пушкина, которая вела прямо к нашему дому. Пять кварталов не так и далеко, но из-за нашей поклажи шли мы медленно. Папа часто отдыхал. Во время остановок мы присаживались на большой деревянный чемодан, папа молча сидел, а у меня было приподнятое настроение от скорой встречи с мамой, братом, так что болтала я без умолку. Сравнивала Москву и наш Рыбинск. Конечно, наш провинциальный городок был небольшим по сравнению с Москвой, но в нём возникало чувство защищённости, как будто находишься за стенами своего дома. Папа слушал мою болтовню с улыбкой, иногда поддакивал или просто кивал головой. И, наконец, улица Пушкина привела нас на перекрёсток с проспектом Ленина.

Вот наш старый купеческий дом. Идём с папой по общему коридору, мимо большой кухни. На кухне уже хлопотала Мария Степановна, бабушка моей подружки Татьяны Гречиной. «Приехали!» – приветливо констатировала она. Спросила у Марии Степановны, где Татьяна, на что получила исчерпывающий ответ: «Сны досматривает!» А мне было не до сна, – резво бегу по крутой лестнице, ведущей в нашу квартиру, стучусь в дверь, дверь открывается, на пороге мама заключает меня в свои объятия! Поджидаем, когда папа поднимется с тяжёлым чемоданом, проходим в просторную кухню. Начались оживлённые приветствия, но мама подносит палец к губам, тем самым показывая, что соседи Павловы, Пётр Иванович и Елизавета Васильевна, ещё спят, да и маленький братик тоже спит. На цыпочках проходим в нашу маленькую уютную комнату и смотрим на брата, спящего в маленькой деревянной кроватке, сделанной накануне его рождения папой.

Брат спит, запелёнатый в пикейное одеяло, маленький носик сморщен. Трогательное зрелище! Папа приносит в комнату чемодан, развязывает стягивающую его ленту и начинает доставать собранные роднёй гостинцы. Мама тихо радуется, нюхает красные яблоки и бережно кладёт их на стол, с восхищением рассматривает подаренную бабушкой Александрой шитую бисером шапочку. Разговаривали шёпотом, чтобы не разбудить малыша. Пытаюсь рассказать маме о поездке, но мама осторожно прерывает меня: «Потом, доченька, потом. Вот умоетесь, сядем завтракать, тогда всё и расскажешь».

Меня распирает от событий, которые происходили во время нашего с папой путешествия, но понимаю, что надо подождать, раз мама просит. Тем временем папа достаёт из рюкзака испечённый тетей Марией и Фильчиной каравай хлеба. Мама беззвучно всплёскивает руками, берёт каравай и как бы взвешивает каравай на руках, восхищённо покачивает головой. Все привезённые гостинцы пока размещаются на изразцовой лежанке печи. Мама идёт на кухню, умывает сначала меня, затем сливает из ковша папе над тазом. Мама начинает готовить завтрак на керогазе и примусе, а мы с папой идём на чердак смотреть голубей, которых мы с ним постоянно подкармливали. Но голубей на чердаке не было, – наверно, отвыкли прилетать за время нашего с папой отсутствия.

Завтрак был готов, мама позвала нас к столу, брат всё ещё спал. За завтраком рассказывала маме без умолку о нашей поездке, о гусе Шипуне, о многочисленных братьях и сёстрах, о земляном поле у тёти Полины, о буряке и качелях. Мама с улыбкой слушала мой рассказ, одобрительно качала головой, папа тоже улыбался. Было так хорошо, казалось, что лучше, чем сейчас, никогда не будет. В кухню вышла соседка Елизавета Васильевна, «баба Лиленька», которая очень меня любила. Поздоровавшись со всеми, погладила меня по голове и пригласила зайти в гости, когда буду свободна. Елизавете Васильевне тоже хотелось послушать рассказ о нашей с папой поездке к родственникам. Проснулся братик, и мы пошли в комнату. Мама распеленала Михаила, сменила ему пелёнки и стала кормить грудью. Брат, не открывая глаз, сопел от собственных усилий. Время от времени останавливался, засыпал, но внезапно просыпался и продолжал завтрак.

Во входные двери кто-то постучал, папа пошёл открывать и вернулся с моими подружками Татьяной и Маргаритой, пришедшими спросить, отпустят ли меня гулять. Папа дал им по яблоку и сказал, что скоро меня отпустят погулять.

Девочки ждали меня во дворе, сидя на крыльце. К ним уже присоединился Вячеслав, кудрявый мальчик, живший на первом этаже. Рассказывала им о поездке, о своих приключениях, о Москве. Подружки слушали и смачно хрустели яблоками. Мы пошли в соседний двор, где всегда висели качели. Вячеслав предложил покачаться, но у меня желания не было, – накачалась в гостях. До обеда гуляли во дворе, играли в двенадцать палочек, в «вышибаловку». После броска Вячеслава мяч больно ударил меня в живот, играть больше не хотелось. В это время, как сговорившись, мамы и бабушки позвали обедать.

После обеда наша семья решила пойти к Волге. Мама запеленала брата и передала его папе, меня подхватила за руку и мы, пройдя один квартал, были у Волги. Братика положили на прихваченное с собой одеяло, папа разделся и, взяв с собой кусок хозяйственного мыла и мочалку, вошёл в воду. Погрузился в воду с головой и потом долго натирался мочалкой и мылом, нырял и отфыркивался, как морж. Мне тоже хотелось купаться, мама сомневалась, но папа разрешил. Вымыл в реке мне голову, потёр всю меня мочалкой, а потом мы плавали у берега, с наслаждением подныривали и весело хохотали при этом.

Вечером опять вспоминали с папой нашу поездку, пересказывали маме отдельные смешные эпизоды. Мама, понимая, что мне понравилось путешествие, решила спросить, поеду ли к папе на родину ещё раз. «Конечно, поедем следующим летом в отпуск», – решил за меня папа. Мама весело засмеялась и шутливо сказала, что надо начинать собираться. Сегодня спать меня укладывали на моём диване, накрытым льняным чехлом. Хорошо! Мы с папой дома, до следующего лета ещё далеко!

Следующим летом поездка не состоялась. В конце ноября пришла телеграмма от дяди Ивана, сообщающая об уходе бабушки Александры, и папа срочно выехал в Земетчено. Мне было грустно: бабушки Александры больше не увижу. Вспомнился её сундук и свёрток с «последней одеждой». Пришло понимание смысла этого словосочетания – «последняя одежда».

Впервые столкнулась с уходом родного человека. В моей маленькой голове встал вопрос: «Как и что будет, если меня не будет здесь на Земле?» Я ничего не могла представить, но вопрос остался, и время от времени всплывал во мне без ответа…