— Хорошо тебе, —  мечтательно вздыхает Рита, просматривая мою последнюю пробу пера, — вот так вдруг, нежданно-негаданно проснулся в тебе писатель, понаписала вон всякого. И вроде ничего так получилось — звучит.

Краем глаза слежу за эмоциями, отображающимися на лице давней подруги, и одновременно наблюдаю, как за окном крупными пушистыми хлопьями валит снег.

— Да уж, нежданно-негаданно, — насмешливо хмыкаю, подливая Рите горячего жасминового чая и вспоминая свои недавние муки творчества.

— Что такое? — улавливает иронические нотки Рита. Но, не дожидаясь ответа, подруга продолжает, — нет, ну вот как вообще люди пишут? Как это — взять и написать стихотворение, рассказ?

— Знаешь, — живо включаюсь, — у меня был на эту тему разговор с одной поэтессой, человеком у которого за плечами годы творчества.

— И что же она сказала?

— Она говорила о том, что люди часто совершают ошибку, ожидая, что их вдруг возьмут и окунут в «ванну вдохновения». Бывает иногда, что в силу какого-то яркого переживания или особого порыва строки могут прийти как-бы сами собой. Но в принципе писательство — это упорный труд и вдохновение приходит тогда, когда человек к нему стремится, создаёт для этого условия. То есть вначале предполагаемый автор должен продемонстрировать настойчивое устремление, подкрепленное действиями, и вот тогда он будет одарён вдохновением.

— Да ну, глупости всё это, не верю! Кого-то Музы посещают, а кого-то нет. Дано или не дано, — беззаботно отмахивается Рита. — Вон взять хоть тебя. Жила себе и жила, а тут вдруг принялась сочинять, что твой трубадур. Я вот может тоже не прочь была бы написать что-нибудь Павлу ко дню рождения, но где же его взять, вдохновение-то?

— Да с чего ты себе вообразила, что вдохновение всегда нисходит, и строки льются потоком? — начинаю кипятиться, но внезапно прерываюсь и трясусь от беззвучного смеха из-за мелькнувшего перед внутренним взором яркого воспоминания.  — Во всяком случае со мной всё оказалось по-другому.

Рита мгновенно улавливает перемену в настроении, секунду внимательно смотрит на меня и с едва сдерживаемым любопытством интересуется:

— Ну, подруга, делись, у тебя в глазах аж искрит от смеха.

— Ладно, раз уж тебе так неймётся услышать, — отвечаю с деланным безразличием и начинаю рассказывать. — Понимаешь, в моём случае процесс написания текста можно было бы сравнить с дифференциальным дуплексным телеграфированием.

Тут Рита вздымает брови, закатывает глаза и многозначительно хмыкает. В мгновение ока реагирую на ожидаемый упрёк:

— Что, немного занесло меня на повороте? Да, ты права, тут пожалуй более уместно сравнение с радиосвязью. Это как будто я использую не совсем исправный приемопередатчик, который тем не менее как-то пытаюсь настроить на нужную частоту. Вот у меня появляется какая-то идея или приходит переживание, которое хочется описать. Беру свою рацию и начинаю усиленно взывать к Музам: «Приём-приём!» Сквозь информационный шум улавливаю какую-нибудь строчку, иногда рифму, иногда ассоциацию, ищу форму. Записываю, затем сверяю с первоначальной идеей-образом, и вдруг замечаю, что ушла не в ту степь. В расстроенных чувствах начинаю метаться по комнате, словно тигр в клетке. — Губы Риты начинают растягиваться в понимающей усмешке. — Возвращаюсь к приёмнику и вновь взываю: «Приём, приём, опять меня занесло не туда!» Музы, ломая руки, шлют в ответ: «С такими „поэтами“ просто беда!»

Рита прыскает со смеху, я тем временем невозмутимо продолжаю:

—  Кричу: «Вас не слышно, пожалуйста, дайте ответ!»

Приёмник трещит:

«Примите, сударыня, добрый совет:

Не следует так истошно вопить,

Рассудок извольте на миг отключить.

Тогда, может быть, наконец

И сумеете Вы говор Муз различить!»

— Что, прямо вот так и щелкнули тебя по носу, да? — с притворным сочувствием смотрит подруга, а потом заливается безудержным смехом. — Вот уж правда, нелёгкие будни поэтов.

— Ещё бы… — наигранно тяжело вздыхаю, а через мгновение присоединяюсь к веселому хохоту Риты.