Сегодня под самый конец рабочего дня я громко и радостно вопрошала коллегу, почему это не видно, чтобы она домой собиралась. “Пять минут уже переработали!” — продолжала шутить я. Сотрудница машинально мне ответила, что вот же, она уже одевается. Но, услышав ее непривычно тусклый безжизненный голос, я сразу поняла — что-то случилось.

Оказалось, что вот уже целую неделю они с мужем возят свою собаку к ветеринару, ставят капельницы. Но сегодня доктора сказали, что никакой надежды нет, вирус оказался сильнее — почки отказывают, печень на пределе. Словом, им предложили “усыпить” животное, чтобы не мучилось.

И вот моя сотрудница, женщина в зрелом возрасте, стоит подавленная и потерянная, мучимая терзаниями. С одной стороны, единодушное мнение трёх ветеринаров: «Не жилец, усыпляйте, чтобы не продлевать мучения». С другой стороны, её мучит вопрос, который она озвучила, пряча выступающие на глаза слёзы:  «Как это возможно собственноручно решиться вынести приговор четвероногому другу: вот именно сейчас настала для тебя та минута, пришло время тебя умертвить. Как ему втолковать, что это для того, чтобы он не мучился?»

Рассказала она о своем горе, и вот уже и у меня капают слезы. Что ей сказать, что посоветовать, как посочувствовать? Вроде бы рассудок громко высказывается за позицию врачей. Но почему тогда так больно? Живо встаёт перед глазами давний образ такого вот “усыпления”. Слово то какое подобрано мирное. Усыпить. Кажется, возьмёшь своего четвероногого друга на руки, погладишь по головке и вот он уже уснёт с улыбкой на лохматой морде. Так я это представляла себе, когда твёрдо советовала маме усыпить нашу первую собачку. Животное было немолодым и очень сильно болело из-за нездорового образа жизни. Слишком обильная еда с хозяйского стола, “диванный” образ жизни — и вот вместо резвой шалуньи собачки через определённое количество лет у нас в квартире тяжело сопит лохматый белый бочонок на четырёх тонких ножках. Когда проблемы со здоровьем собаки стали очевидными, мы пытались ограничить её аппетит, но никак не могли отказать ей. Рикуся так жалобно, порой забавно выпрашивала лакомый кусочек.

Последние дни собаки были ужасными. Внутренние органы отказывали один за другим, но сердце всё ещё билось. Никогда не забуду как в последние часы её жизни, когда каждый вздох для неё давался с трудом, Рикуся, сделав усилие, с любовью лизнула мне руку, чтобы поприветствовать меня после долгой разлуки.  Именно после того как увидела её такой, я судорожно глотнула воздух и решила, что мы должны действовать, незачем животному мучиться. Ведь очевидно, что у неё не осталось никаких шансов выздороветь. Маме ветеринар советовал то же самое, но она всё никак не могла решиться, ожидала моего возвращения, чтобы посоветоваться. А мне казалось, что нужно быть сильной. В моём тогдашнем понимании быть сильной в той ситуации — это вколоть инъекцию с ядом. Ветеринар уверял, что эта процедура совершенно безболезненна, животное ничего не почувствует, оно просто “уснёт” навечно.

Был поздний вечер пятницы, но ветеринар согласился приехать к нам домой. Вся семья была в сборе, мы сидели удрученные предстоящим событием. После того как доктор вколол инъекцию, собака должна была угаснуть за считанные секунды. Но ничего подобного не произошло. Было очевидно, что она чувствует действие яда и ей очень больно. Не знаю точно, сколько продлилось умирание, возможно, для нас время замедлилось, так как мы воспринимали всё происходящее очень остро. Это было просто невыносимо — ощущение вины за причинённые страдания и ощущение безпомощности. Изменить уже было ничего нельзя, необратимое действие совершено. Реакция умирающего животного потрясла нас всех. Рикки собрала последние силы и на шатаюшихся ножках прошла несколько шагов по направлению к маме, её главной хозяйке, которую она беззаветно любила. Она не смогла преодолеть расстояние в несколько шагов. Посреди комнаты она остановилась и прежде чем упасть замертво, глядя на мою маму, задала вопрос на своём собачьем языке: “Как ты такое позволила?!?” Столько в этом было страдания, грусти, неподдельного удивления, но не обвинения. Собаки поразительные существа — они неустанно прощают своих хозяев. Несмотря ни на что они прощают людям всю причиненную им боль. Даже в таких обстоятельствах. После того как всё кончилась, мы несколько секунд не могли выговорить ни слова, только глотали ручьями катившиеся слёзы и старались не сорваться на рыдания в голос. Маме было реально физически плохо. Слабым голосом она спросила ветеринара, почему это было так. Ошарашенный доктор попытался как-то научно обосновать, почему процесс пошёл не так, как ожидалось, но в итоге признался, что у него такое в первый раз и для него всё это явилось полной неожиданностью.

В одной лекции на тему семейных отношений мне довелось встретить понятие “Человек, слабый сердцем”. Там говорилось, что такой человек потакает слабостям своих близких, желая сделать им приятное. Он стремится сделать “доброе” не разбираясь, плохо это или хорошо. И вот сегодня понятие “слaбые сердцем” опять возникло у меня перед глазами в связи с этим конкретным примером. Сначала слабость сердца проявлялась в потакании просьбам собачки, хотя мы и понимали, что еда, которую она выпрашивала, для неё вредна. А потом, когда проявились последствия, у слабого сердца не было сил терпеть. Просто быть рядом, проявлять любовь и терпеть — день, два, три, возможно, неделю. Слабое сердце съёжилось в уголочке и затихло. И тогда в полную мощь зазвучал голос рассудка, стремящегося всё всегда держать под контролем: “Надо быть сильными, мы ведь живём не в каменном веке. Один укол и вопрос решён, всё улажено”. Ну что же, как известно, обычно побеждает более сильный, так случилось и в тот далёкий день.  И вот сегодня мне подумалось —  а сколько же ещё зла с самыми добрыми побуждениями каждый день совершают слабые сердцем люди, даже не задумываясь об этом.

В заключение я хочу сказать, что, несмотря на тот горький опыт, окажись я сегодня в подобной ситуации, я бы опять металась в сомнениях. Но вот что я знаю твёрдо, так это то, что нельзя использовать неверные обозначения сути явлений, потому что это порождает ложные представления. Когда мы впрыскиваем яд животному, нам следует говорить не об усыплении, а об его умерщвлении. Возможно, если называть вещи своими именами, будет легче найти и верное решение.

С сотрудницей я поделилась своим горьким опытом. Учитывая её тяжёлое состояние, я рассказала ей о том происшествии только в общих чертах, опуская подробности. Я просто не смогла об этом умолчать, глядя на её терзания. Не знаю, какое окончательное решение её семья примет по этому вопросу. Но после некоторого молчания, перед тем как попрощаться, мы с ней пришли к общему мнению, что умерщвлять её собачку не следует.