И в Карвине, в поселениях посреди шахт, мир определённо был красочным. А в моих воспоминаниях он остаётся серым, полным угольной пыли, – попробую, как мне хочется, опровергнуть это разумом.

Серыми были дома, дворы, чернозём, тротуары и дорожки. Были серыми трава и деревья…? Да, знаю, они должны быть зелёными. Черной казалась вода в загадочных прудах, называемых отстойниками, которые точно не привлекали искупаться, но вселяли ужас в маленькую девочку, которая представляла, что они бездонны и соединены штольнями в глубинах земли.

Правда, порой в воспоминаниях всплывают свет и цвет. Выкрашенные дедушкой красные ручки инструментов и жёлтой краской подправленная старая мебель. Красная клубника на бабушкиной грядке и небольшие красные яблоки на двух яблонях за окном.

А затем чудо. Белые цветочки в маленькой плетёной корзиночке, которую мне позволено держать.  Мне она очень нравится, у неё красивая длинная ручка. Я одета в красивое белое платье, не знаю, откуда оно взялось, не знаю, куда потом исчезло. Я стою перед костёлом в шествии девушек, в основном гораздо старше меня. Бабушка втолкнула меня туда и повторила указание, что я должна пойти с остальными и цветы с белыми лепестками бросать на дорогу. Я не понимаю. Бросить эту красоту на черную землю, в пыль? Иду, мне немного стыдно, ощущаю устремлённые на меня взгляды. Опять подбегает бабушка и повторяет, что я должна постепенно бросать цветы из корзинки на землю, чтобы не боялась, так я поступлю хорошо. Я храбро тянусь за цветами и бросаю. Стараюсь исполнить, что мне сказали – бросать постепенно, не все сразу. Ощущаю, что у меня важная задача и одновременно мне жаль эти цветы.