Весна

В переходный период, когда зима почти ушла, а весна ещё не полностью вступила в свои права, в наши детские души вселялось томящее ощущение ожидания чуда.

Дни становились ясными и солнечными, но утренние морозцы прихватывали лужицы, превращая их в хрупкое стекло. Всей дворовой компанией с утра мы бежали в школу, наступая на небольшие ледяные зеркала. Зеркала трещали под нашими ногами, льдинки разлетались в разные стороны, что радовало нас необыкновенно.

Смельчаки отбивали чечётку на больших, замёрзших лужах, но это «геройство» не всегда завершалось благополучно. Иногда лёд проламывался, но вместо весёлых льдинок упорного смельчака окатывало грязной, холодной водой, фонтаном брызнувшей из лужи. Озорник долго отряхивал штаны, замывал обувь, чтобы в школе уборщица, тётя Поля, не заметила испачканной одежды и обуви.

Тётя Поля была строга и заботлива одновременно. Она постоянно пришивала оторванные вешалки на наших куртках и пальто, строго осматривала одежду, в которой мы приходили в школу, поправляла неровно лежащий воротничок и только тогда отпускала в класс.

Раздавался звонок с последнего урока, мы неслись в раздевалку, торопясь, срывали с крючков одежду, вешалки не выдерживали, обрывались, а на другой день тётя Поля пришивала их и развешивала одежду, никогда не путая, на какое место надо повесить именно это пальто. Наверное, она нас всех искренне любила.

После школы, вернувшись домой и выучив уроки на завтра, мы устремлялись во двор. Солнце к тому времени уже растопило лужи, по двору текли ручейки талой воды. Мы мастерили из щепок и палочек кораблики с бумажными парусами, одновременно запускали их в ручеёк и бежали за плывущей флотилией, азартно криками подбадривая свой кораблик первым  прийти к цели. Иногда ручей устремлялся за ворота, мы выбегали на улицу, наша флотилия вливалась в поток талой воды, нёсшийся вдоль тротуара. Важно было вовремя подхватить свой «фрегат» и не дать ему ускользнуть в решетку стока. Бежали по проезжей части, не заботясь о безопасности, машин в городе тогда было немного.

На пути корабликов встречались глубокие выбоины, заполненные водой. Застрявший посредине выбоины кораблик приходилось спасать, и тогда «героем» становился обладатель резиновых сапог с длинными голенищами.

У нас было особое соревнование, правда, совсем от нас не зависящее: мы замеряли высоту голенищ наших сапог, – особое уважение имел обладатель самых высоких голенищ.

Сейчас, вспоминая давние детские забавы, начинает щемить под ложечкой, и слёзы подступают от понимания, как бесхитростны были мы, наши игры, приносившие нам столько неподдельной радости.

День ото дня солнце припекало всё больше, прогревался асфальт на тротуаре. На улицу, перед домом, тётя Василиса, бабушка нашего товарища Славы, ставила стул, открывала калитку и придерживала её до тех пор, пока не выходил дед Вячеслава, Анатолий.

Дед всегда носил застиранную гимнастёрку и военные галифе. На гимнастёрке сияли две медали: «За отвагу», «За взятие Берлина».

Дед Анатолий садился на стул, выставив вперёд деревянный протез.

Протез представлял собой деревянную чурку с проёмом для культи, нога была отнята у деда Анатолия ниже колена. Книзу протез был заужен, и на его основании дед Анатолий приколачивал резину, чтобы деревянная нога не скользила.

Для деда Анатолия созерцание спешащих по своим делам людей являлось активной жизнью. Городок небольшой, знакомые здоровались, пожимали на ходу руку деда Анатолия, спрашивали, как дела, он отвечал. Иногда, к его радости, завязывался мужской разговор.

Так проходил день деда Анатолия. Все в городе давно привыкли, что он вот так сидит на тротуаре с ранней весны до поздней осени.

Мы относились к деду Анатолию по-особому. Уже давно выспросили о его военном прошлом у Вячеслава, уважали его, как и всех фронтовиков, но деревянная нога приводила нас, без преувеличения, в ужас.

Богатая детская фантазия уносила нас в военные окопы, под обстрелы, где среди раненых лежал с оторванной ногой дед Славы.

До сих пор не могу понять, почему этот деревянный протез мешал нашему общению с дедом Анатолием. Поздоровавшись, мы торопливой стайкой пробегали мимо.

Апрель был на исходе. Наступала очень значимая для нашей дворовой компании дата – двадцать пятое апреля. Этот день мы называли «днём разогрева волжской воды».

Какой бы ни была погода, для нас открывался сезон купания. Эта забава была тайной для наших родителей.

Ах, если бы они знали, что их отпрыски с победными криками американских индейцев бросаются в холодную воду, – что бы тогда было!

Из воды выпрыгивали синие от холода создания, и для того, чтоб согреться, носились по берегу, перепрыгивая через не растаявшие остатки льдин. Разводили небольшой костерчик на берегу, пытаясь просушить отжатые в кустах трусы. Устраивали пляски и прыжки через костёр, и постепенно согревались.

Благо, что никто из знакомых не видел купаний и наших африканских плясок и не рассказал родителям о наших проделках. Наказания было бы не избежать.

К счастью родители не догадывались о наших «подвигах». Лишь наблюдательный дед Анатолий подозревал о купаниях,  видя наши непросохшие волосы, когда мы пробегали мимо него, возвращаясь с реки, но не выдавал нас.