У нас была большая пасека. Ухаживали за пчёлами папа и дедушка. Но когда дедушка куда-нибудь уезжал или оставался из-за недомогания  дома с бабушкой в городе, ухаживал за пасекой папа. И дедушка, и папа часто брали меня с собой на пасеку, показывали и рассказывали, как ухаживать за пчёлами, учили, как наблюдать жизнь пчёл в улье. Мелкие работы для обслуживания пасеки были моей постоянной обязанностью.

Пасека располагалась недалеко от дома, за зарослями сирени. К ней вела широкая тропа, по которой в случае надобности могла проехать машина. Вдоль тропы, по правую сторону, прямо в зарослях росли пирамидальные тополя. И вокруг пасеки  росли тополя, но и ясени, клёны, акации. За пасекой виднелись заросли терновника, по весне радующие глаз белым облаком сладко пахнущих цветов, а осенью – терпкими сладковатыми ягодами. Дальше, справа за тропинкой, опять шли заросли сирени и живописные заросли других кустарников.

За всем этим великолепием начиналась балка с пологим спуском с нашей стороны и крутым подъёмом на противоположной стороне, куда мы с дедушкой иногда отправлялись на перепелиную охоту.

Весной склоны балки покрывались нежной зеленью, а потом, к Троицыну Дню, буйно расцветшими травами. В течение всего дня отовсюду прилетали тяжело нагруженные нектаром и пыльцой пчёлы, с низким гудением проносившиеся над кустарниками. Они будто предупреждали: «Посторонитесь, не стойте на пути,  летим  с добычей!» Пчёлы летели к своим ульям. Как они их узнавали, для меня было загадкой. Все домики  были почти похожи друг на друга. Может быть, это едва уловимое «почти» и служило ориентиром.  Стражи на летках безпрепятственно пропускали своих тружениц. Но я наблюдала, как они защищаются от вторжения чужаков. Пробраться им в улей не было никакой возможности.

Я уже знала, что в семьях пчёл всё упорядочено. Вся работа чётко распределена между пчёлами: были рабочие пчёлы,  пчёлы-стражи, пчёлы-кормилицы, пчёлы, следящие за чистотой в улье, закрывающие щели между досками прополисом, прекрасным средством от болезней. Это зависело от того, как выкармливали личинок, так мне рассказывал дедушка. Матку пчёл выкармливали особые пчёлы маточным молочком. Когда в улье вырастала ещё одна пчелиная матка, часть пчёл, можно сказать, с разными специальностями, вылетала вместе с ней, и они старались найти себе новое место для жилья. Этот период для пчеловодов очень ответственный.  Таким образом можно было увеличить количество семей или обновить слабую семью. Удивительно, но все эти знания укладывались в моей голове.

Не помню, по какой причине, но как-то мы с папой остались дома одни. Мамы с сёстрами и дедушки дома не было, они уехали в город. Папа предупредил меня, чтобы я бдительно следила за пчельником, потому что может вылететь пчелиный рой. Он подготовил специальный переносной ящик с одной рамой, два гусиных крыла,  одежду пчеловода, специальную шляпу с сеткой.

Все эти приспособления пчеловода были мне давно знакомы. Как снимается рой, я наблюдала не раз. Только снимать его самой мне не приходилось.

– Да прослежу за всем, не волнуйся, – самонадеянно отмахивалась я от его наставлений.

– Ну, хорошо, тогда я пошёл на работу. Если что, беги ко мне в контору.

– Но рой за это время может улететь, – вспомнила я случаи, рассказанные дедушкой.

– Тогда проследи, где сядет рой и бегом ко мне в контору. И не забывай следить за щурками. Как услышишь их тюрканье, стреляй в воздух.

Стрелять из винтовки я научилась недавно: папа всю весну обучал меня этому искусству, оглушая выстрелами округу. Он говорил, что отпугивать этих птиц было нужно, потому что они нападали на пчёл и значительно вредили, поедая их. А поедали они рабочих пчёл, несущих сладкий нектар цветов. В желудке птиц учёные-орнитологи находили до тридцати и больше пчёл, – значит, мёда будет меньше.

Гордая оказанным доверием и возложенной на меня задачей, я прислушивалась к звукам с неба, посматривая на ульи. Когда появилась стая щурков, я побежала в дом, взяла заряженное двуствольное ружьё и поочерёдно выстрелила в воздух. Целиться мне было не нужно, но я всё равно крепко прижала приклад к плечу, чтобы не было больно от бьющей отдачи, как это случилось в первый раз. Пока я отгоняла стаю щурок, я забыла о рое, могущем вылететь из улья.

Щурки улетели, и я понесла ружьё в дом, так как папа строго наказывал, чтобы я на улице ружье не оставляла. Напившись прохладной воды, вышла из дома и обомлела… Прямо перед крыльцом на тополе висела большая «борода» из пчёл и гудела: рой вылетел, и сел довольно невысоко. Можно  было приставить лестницу и снять рой. «Сама сниму», – решила я, радуясь в душе, как папа удивится моей ловкости.

Большую лестницу я сдвинуть с места не смогла, потому притащила волоком от сарая маленькую. Приставила её к тополю. Получалось, что рой висел над моей головой. Быстро надела специальную одежду, но поскольку она была длинной, кое-как подтянула её, перепоясавшись папиным старым ремнём, надела его перчатки, с обрезанными пальцами, надела шляпу. Перчатки сваливались с моих рук, но тут же лежали резинки, ими я перетянула перчатки в запястьях, и теперь всё было в порядке. Я взяла ящик, поднялась по лесенке. Прижала животом ящик к тополю, открыла крышку, достала гусиные крылья, чтобы смахнуть рой в ящик. Подняла голову, но рой висел надо мной, а не над ящиком. Решить эту проблему, чтобы подставить ящик под рой, я никак не могла. Мне нужны были свободные руки, чтобы смахнуть пчёл в ящик. Долго не раздумывая, я отклонилась всем туловищем назад, протянула руки повыше и интенсивно провела гусиными крыльями по пчёлам, чтобы захватить матку. Если она будет в ящике, то и все пчёлы последуют за ней. Сколько раз  я наблюдала, как это делали дедушка и папа. Казалось, что это сделать так просто. Но…

Пчелиную матку я стряхнула с ветки, только не в ящик, а… на себя. Тут же я была облеплена пчёлами и уже ничего не видела. «Ой, что же будет? Как быть? Я же ничего не вижу!» – мелькнула тревожная мысль и страх, что я «натворила дел». Но тут же  послышался смех папы, скрип калитки и возглас:

– Катюша, как ты умудрилась посадить рой на себя?  Не бойся, сейчас я его сниму. Стой спокойно, ничего не делай,  ты же знаешь, что в это время они не жалят.

Я слышала, как он принёс высокую лестницу, потому что озвучивал все свои действия. Сквозь безпрерывное гудение пчёл голос доносился как через вату, но папа меня успокоил и стал подниматься по лестнице. Всё это время он подбадривал меня всякими шутками. Потом осторожно забрал у меня ящик, взял из моих рук одно гусиное крыло и начал смахивать пчёл в ящик. Всё получилось удачно.

С первого раза пчелиная матка с частью пчёл  оказалась в ящике. Я ощущала, как осторожно папа стряхивал с меня остальных пчёл. Каким-то неуловимым чутьём пчёлы знали, где находится их царица, и устремлялись к ней. Обо всём этом мне говорил папа, да и я уже могла видеть.

Он прикрыл ящик, оставшиеся пчёлы летали вокруг. Но это было не опасно, они никуда не улетали.

Папа снял меня с лестницы и ласково сказал:

– Ну, Катюша, с боевым тебя крещением. Вовремя я пришёл домой.  Не испугалась?

– Нет, не успела, ты же пришёл, – слукавила я, но папа посмотрел на меня понимающим взглядом и не сказал ни слова упрёка за самовольство. Только потом, гораздо позже, в каком-то разговоре я услышала из его уст, что самый большой вред делу приносит поспешность, небрежность и своеволие.