День девятый

Мне снился сон: «Холодно. Стараясь согреться, поджимаю к подбородку ноги, обхватываю себя руками. Холодно.  Проплывают картины зимы, мои двоюродные сёстры в валенках, фуфайках ходят по холодному земляному полу. Тётя Полина в лаптях и надетых поверх них калошах. Они переговариваются, не слышно о чём, а изо рта у них идёт пар.  Это неправильно, неправильно, что все мёрзнут. Надо сделать пол в хате, чтобы было тепло!». Чувствую, что кто-то укрывает меня одеялом, кутаюсь в него, согреваюсь, страшный сон уходит.

Проснулась от того, что из хаты на улицу и обратно стали ходить хозяева по необходимым домашним делам. Вставать не хотелось, тихонько продолжала лежать в своём теплом коконе, вдыхать запах сена от подушки и матраца и прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Папы в сенях не было, он, наверное, занят работой, как всегда помогает.

Мои предположения оправдались, папа ремонтировал дверцу к загородке, где содержали поросят. Мария была уже в поле. Зинаида помогала тёте  Полине готовить завтрак, а Надежда на скамеечке у крыльца поджидала моего пробуждения. На улицу выскочила Зинаида и позвала к завтраку. На столе скворчала ароматная яичница, крупными ломтями был нарезан ситный, в чайнике заварен мятный чай. В центре стола стояла тарелка с магазинными пряниками! Мне нравился ситный, а сёстры часто адресовались к тарелке с пряниками.

После завтрака папа снова пошёл в сарай что-то ремонтировать, а в поле смотреть «на буряк» предложил сходить с сёстрами, но при этом предупредил, что сегодня с попутной машиной мы уезжаем к дяде Ивану. Зинаида отказалась идти в поле, сославшись на свои дела, и мы с Надеждой через всё село Оторма пошли  смотреть, как Мария мотыжит буряк. За забором красивого дома рядом с правлением играл вчерашний знакомый Кукляк — Василий. Мы с Надеждой постояли у забора, просунув любопытствующие носы между досок забора. Для Василия были сделаны качели, и он с удовольствием раскачивался на них, не обращая на нас ни малейшего внимания. Нам  хотелось покачаться, но никто не приглашал, и  мы с сестрой, взявшись за руки, пошли искать Марию.

Полю с буряком не видно было конца, свекольные боровки уходили за горизонт. Вдалеке угадывались фигуры работающих женщин. Мы с Надеждой гуськом пошли между взрыхлёнными рядами свеклы к женщинам. В третьем ряду Надежда увидела Марию. Мария  медленно продвигалась вперёд, рыхля справа и слева боровок со свеклой, периодически наклонялась для того, чтобы отбросить сорняки. Боровку не было конца, а Марии надо было разрыхлить и прополоть  два боровка в течение рабочего дня. Сразу вспомнились слова Зинаиды о том, что руки у Марии вытянулись до земли от такой работы. Марию мы угостили пряниками. Передохнув пока ела, она снова принялась за работу. Мне стало жаль сестру и подумалось, что права Зинаида — лучше ехать в Москву лимитчицами.

К обеду вернулись с Марией. Мария долго мыла испачканные землёй и травой руки, умыла лицо, сняла с головы платок. За обедом присела поближе к Марии, она внушала мне уважение своей сдержанностью и добротой, и ещё мне было очень жаль её. Во время обеда подъехал на машине Роман Николаевич. Он вошёл вместе с водителем Владимиром. Владимир был усажен за стол, тётя Полина налила ему тарелку наваристого борща, который  казался ещё вкуснее с ломтем ситного хлеба. Владимир оказался водителем той попутки, на которой мы поедем  обратно к дяде Ивану. Владимир ехал в МТС за запасной частью к сломавшемуся трактору и согласился подвести и нас с папой, так как путь его пролегал мимо совхоза.

После обеда стали прощаться, приглашать сестёр в гости в Рыбинск. Тётя Полина плакала, обнимая папу. Роман Николаевич торопил, водителю нужно было засветло вернуться в колхоз. Дорога промелькнула быстро, не было безчисленных остановок, как на автобусе. К дяде Ивану возвращались, как домой, его семья  стала для меня более близкой, чем другие родственники.

Бабушка Александра с тётей Марией захлопотали на кухне, но есть ещё не хотелось, и было решено подождать до ужина.

Бабушка стала расспрашивать папу о жизни тёти Полины и внучек Князьковых. Она давно их не видела. Мне стало понятно из разговора старших, что бабушка Александра недолюбливала Романа Николаевича и иначе, как «вертопрахом», его не называла. Пеняла ему за то, что он дома путного для жены и детей сделать не может, жизнь Полины проходит в нищете и девчонки растут без уюта. Папа старался сгладить бабушкины высказывания, но она только махнула рукой, оставшись, видимо, при своём мнении.

Мария предложила папе затопить баню, на что он с радостью согласился. Печь в бане была растоплена, и мы с папой принялись носить в баню воду из колодца и из пруда. Водой из пруда мыли голову, прудовая вода была мягкая, и волосы промывались ею хорошо, от чистоты поскрипывали, а высохнув, становились пушистыми и послушными.

Пришёл с работы дядя Иван. Вскоре Виктор и все мужчины, включая брата Евгения, отправились париться.

 Пришла Фильчина и, узнав о бане, возвратилась домой за чистым бельём. Мужчинам накрыли стол, в кувшинах был поставлен на стол коричневый квас. Квас принесли из холодного погреба, стенки кувшинов запотели,  внутри кувшинов на стенках было множество маленьких пузырьков. Тётя Мария налила мне кружку кваса, было впечатление, что пьёшь газированную воду, в нос попадали пузырьки воздуха и приятно щекотали.

 Распаренные мужчины с полотенцами на шее разместились за столом, с удовольствием пили квас, ели зажаренную утку и говорили, говорили о жизни. Евгений сидел  в мужском обществе и внимательно слушал отца и дядю.

Баню проветрили, следующим заходом шли мыться женщины. Маленькую Татьяну посадили в большую оцинкованную ванну с плавающей в ней игрушкой, расселись на лавках и стали впитывать ласковое тепло прогретой бани. Бабушка Александра тем временем запаривала травы для споласкивания волос. Пахло восхитительно. Запах исходил не только от запаренной травы, но и от лыковых мочалок, от прогретых досок бани. Время от времени бабушка Александра черпала ковш настоянной на травах воды и плескала на разогретые камни. Камни шипели, нас обдавало паром, перехватывало ненадолго дыхание, затем пар поднимался вверх, дышать становилось легче. Фильчина принялась намывать меня, тётя Мария — Татьяну. Головушки наши сполоснули настоем трав, обтёрли,  одели потеплей и выпустили на свободу. Мы, взявшись за руки, пошли к дому, где нас встретили папа и дядя Иван.

Вскоре подошли размягчённые баней женщины. Был вскипячён чайник, и началось долгое чаепитие с вареньем, мёдом, блинами, ситным и сушёными «дулями» и яблоками вместо конфет. Нас с Татьяной сморил сон, и тётя Мария отвела нас в спальню, где и уложила в кровати. Евгений остался за столом и как стойкий оловянный солдатик, сидя   на  посту, слушал рассказы взрослых.

Засыпая, думала о том, что счастье бывает разное. Сегодня счастье, что сплю в комнате с деревянным полом, в чистой кроватке, вымытая в русской бане и пахнущая ароматными травами.

 Было слышно, что мужчины вышли на крыльцо и тихо переговариваются. Потом раздался голос тёти Марии, строго требовавшей, чтобы Евгений шёл спать, его протесты, затем всё стихло.  В окно светила луна.