День десятый

Утром меня разбудило солнце. Солнце через окно заглядывало в комнату, где мы спали с маленькой Татьяной. Глаза приоткрыла чуть-чуть, чтобы сквозь ресницы посмотреть, как солнце заливает всю комнату оранжевым тёплым светом.  Его лучи старались заглянуть мне в ещё не проснувшиеся глаза. За окном на ветках берёзы паучок необыкновенным цветком растянул свою паутину, в центре застряла большая муха. На паутине огромным количеством хрустальных капель  в солнечных лучах сверкала роса, а застрявшая муха не портила цветок, а выглядела его тёмной сердцевиной. Цветок переливался на солнце так, как будто сказочная Фея, взмахнув волшебной палочкой, сотворила это прекрасное чудо. Ветерок слегка раскачивал ветки берёзы, цветок колебался, сверкая. Создавалось впечатление, что он вот-вот улетит в неведомые дали, туда, где живут подобные ему цветы, обитают феи, маленькие эльфы и гномы. От созерцания удивительного момента, лежала, не шевелясь, затаив дыхание, чтобы не испортить волшебную картину, подаренную мне этим солнечным утром.

На улице папа разговаривал с бабушкой Александрой и, боясь пропустить что-нибудь интересное, тихонечко встала с постели. Татьяна сладко спала с открытым ротиком, руки были приподняты и прижаты к  белобрысой головке. Солнце и Татьяну за лето раскрасило рисунком — на её щеках весело рыжели веснушки. На кухне хлопотала тётя Мария, Евгений умывался.

На завтрак была моя любимая манная каша. Вспомнилось, как мама варила нам её по утрам на литре молока. Горячая каша разливалась в тарелки и сверху, в середину,  мама обязательно бросала небольшой кусочек сливочного масла. Масло постепенно таяло на горячей каше и растекалось ровным, жёлтым кружочком. Папа всегда ел манную кашу с посоленным чёрным хлебом.  Остатки горячей каши мама выкладывала в большую, глубокую тарелку, где она благополучно остывала. Мама приберегала её на полдник. Каша разрезалась на треугольники и подавалась холодным пудингом с варением и чаем или киселём. Мама стала вспоминаться мне всё чаще и чаще. Скучаю.

За завтраком спросила папу о наших планах, папа загадочно улыбнулся и сказал: «Увидишь», —  чем очень заинтриговал меня.  Мы переглянулись с Евгением, — затевается что-то интересное! Спешно закончили завтракать и выбежали на улицу. У палисада, рядом с берёзой, лежали два довольно больших одинаковых по длине, уже отёсанных папой, бревна, жердь, куски рубероида, обломки старых кирпичей и лопата. Догадаться о чём-либо самостоятельно было невозможно, и нам с Евгением оставалось ждать папу. Наконец, папа появился на крыльце. Наперебой стали спрашивать, что это будет. Папа интриговал — мол,  сами догадайтесь! Сжалился, наконец, и сказал, что будем все вместе строить качели.

В моем воображении сразу возникла картина: Кукляк-Василий в Оторме безмятежно раскачивается  в саду  на качелях, а мы с сестрой Надеждой с завистью смотрим в промежутки между досками забора.  У нас тоже будут качели, от переполнявших меня чувств  обняла папу и повторяла: «Здорово! Здорово!» Евгений был явно доволен, но виду не показывал,  деловито спросил папу, чем может помочь? Папа разметил на земле места под ямы для брёвен — основ будущих качелей, а нам поручил молотками раскалывать куски старых кирпичей, объяснил, что ими будем закреплять брёвна в ямах. Из ящика с инструментом Евгений достал два молотка, и мы, выбрав крупный обломок  кирпича, стали на нём раскалывать остальные большие  куски  на более мелкие кусочки. Работа спорилась.  Папа копал  ямы под стойки  будущих качелей,  мы с Евгением дробили кирпич,  бабушка Александра, с проснувшейся Татьяной на руках, наблюдали за работай нашей  «бригады».

Вскоре ямы были готовы, папа тщательно вымеривал их глубину, затем обернул кусками рубероида концы брёвен, — те, которые будут закопаны в землю, и аккуратно приколотил рубероид гвоздями. Нам он объяснил, что рубероид нужен для того, чтобы дерево в земле не гнило. Брёвна установил в ямы и присыпал землёй, выровнял стойки качели и теперь наступил наш черёд — забрасывать в ямы битый кирпич. Папа время от времени утрамбовывал кирпич и землю, добиваясь, чтобы стойки были неподвижны. На верхние концы стоек, в заблаговременно вырубленные канавки, положил толстую жердь и закрепил её большими гвоздями. На качелях недоставало только верёвок и доски, но приехал на обед дядя Иван с  Фильчиной.  Фильчина,  всплеснув руками при виде качели, с искренним удивлением повторяла: «Надо же, вчера не было, а сегодня — стоит!» Нам была понятна её  радость, мы сами радовались! Дядя Иван стоял фертом и рассматривал наше сооружение, потом сказал папе, где взять верёвку и доску для качелей. Тётя Мария позвала обедать.

Обедали шумно, мы с Евгением без конца рассказывали о своём участии в этом сооружении, нас слушали, улыбаясь. Бабушка Александра приговаривала: «Молодцы, молодцы!», что ещё больше воодушевляло нас к рассказам. После обеда дядя Иван с папой посидели на лавочке, Фильчина помогала тёте Марии вымыть посуду, мы с Евгением  маялись от нетерпения продолжить начатое дело. Наконец, дядя Иван с Фильчиной уехали.  В сарае папа нашёл подходящую толстую доску, обрезал её по размеру, на верстаке расположенном рядом с сараем обстругал доску рубанком со всех сторон. Из рубанка вылетали кудрявые стружки, и моя фантазия перенесла меня в сказку о деревянном мальчике Буратино, а  красивые спиральки стружек представлялись его кудрявыми волосами. Евгений в отличие от меня не предавался фантазиям, а подавал папе инструмент: долото и деревянный молоток, которые папа использовал для пробивки  канавок на обратной стороне доски. Канавки по краям доски будут фиксировать верёвки. Доска была готова, папа выбрал подходящую верёвку, и осталось подвесить доску на качели. Папа долго проверял надежность готовых качелей, даже сам покачался, затем рассадил меня и Евгения на разные концы доски и аккуратно подтолкнул качели, и мы понеслись вверх-вниз на воздушной лодке.

Папа стоял рядом и счастливо улыбался. Татьяна лепетала, что и она хочет качаться, Евгений тем временем встал на своём конце доски на ноги и стал раскачивать качели так, что сердце моё замирало от страха. Папа приостановил качели, мы освободили места, настала Татьянина очередь качаться. Бабушка посадила Татьяну и стала тихонечко раскачивать качели. Татьяна заплакала, очевидно, ей было неуютно. Смекалистый Евгений побежал в баню и притащил оттуда цинковую ванну, в которой мыли Татьяну. Папа тут же понял его замысел, ванну поставил на доску качели, с забора в ванну положили первую попавшуюся сохнувшую тряпицу и в ванну посадили Татьяну. В ванной сестра почувствовала себя защищённой и больше не плакала.

До самого ужина мы качались на качелях и, когда нас пригласили к столу,  мне было не до еды, голова кружилась, тошнило. «Насладилась» качелями надолго. Бабушка уложила меня в постель, принесла чашку сладкого чая, заставила выпить, прикрыла меня одеялом. Сон медленно тяжелил кружащуюся голову, и с непроходящим ощущением тошноты тревожно заснула.