День восьмой

Утро принесло неожиданный сюрприз. Оказалось, что сегодня мы едем навестить  тётю Полину в село Оторма. Автобус от станции Земетчено, через Оторму до совхоза и обратно, ходил раз в неделю, и так совпало, что это был именно этот день. Автобус от правления совхоза отъезжал в полдень, и папа рассчитывал, что у Князьковых мы будем часа в три. После завтрака начались  оживлённые сборы. Папа складывал в рюкзак три пары резиновых сапог разного размера, большие блестящие калоши с ослепительно красной подкладкой внутри, и три маленькие коробочки с нарисованной горой и скачущим всадником. Мне было очень интересно, что в коробочках, которые предназначались мужу тёти Полины Роману. Проходивший мимо Виктор со смехом пояснил мне, что в коробочках находится Казбек, а когда спросила, что это, ответ был короток  и непонятен – гора!

Кроме наших подарков, собирала гостинцы и тётя Мария. В большую корзину складывали яйца, банку молока, стопку испечённых утром блинов, сорванные Евгением  «дули», и ещё множество пакетов и пакетиков для моих двоюродных сестер Князьковых! Бабушка Александра принесла из кладовки банку грушевого варенья. Виктор проводил нас до правления, мы сели в меленький курносый автобус и тронулись в путь.

Автобус неспешно ехал по грунтовой дороге, часто останавливаясь по просьбе пассажиров. Меня укачало, прислонившись к папиному тёплому плечу, задремала. Папа разбудил меня уже в Оторме.

Село было большое и составляло основу местного колхоза «Заветы Ильича», председателем колхоза был дядя Роман Николаевич  Князьков, муж тёти Полины. Мы шли по центральной улице села, справа и слева стояли белые невысокие хаты, крытые соломой, и только иногда вырисовывался деревянный дом. Соломенные крыши на некоторых хатах желтели свежей соломой. Привлекали внимание орнаменты, нанесённые вокруг окон синей краской, некое подобие наличников.

В нашей местности кружевные наличники  вырезали лобзиком из дерева и красили белой краской, что создавало необыкновенную воздушность и нарядность домов, но и местные белые хаты с нарисованными наличниками мне тоже понравились, они выглядели сказочными домиками. Мы подошли к одной из белых хат, солома на крыше была не жёлтого, а бурого цвета, выцвела под солнцем. В этой хате и жили наши родственники. Папа громко позвал Полину. Из дверей дома выскочили вначале две девочки, за ними вышла женщина. От неожиданности тётя Полина, а это была она, всплеснула руками и запричитала: «Ой, Фёдор, Фёдор, приехал! Радость-то, какая!», — затем переключилась на меня: «Доченька-то, какая ладная!»  Девочки стояли в дверях и во все глаза смотрели на гостей. Старшей, Зинаиде, было лет четырнадцать; взрослая, вторая девочка, Надежда, выглядела постарше меня года на три, у неё круглое в веснушках личико и очень добрые любопытные глазки, она сразу расположила меня к себе. Тётя Полина пригласила войти в дом.  Вошли в сени,  привычного деревянного пола не было, мы стояли на утоптанной земле. В хате пол так же, как и в сенях, был земляной. Из-за отсутствия пола в моём понимании стало неуютно, мне захотелось ухватиться за папину руку и не отпускать её. Тихонько огляделась вокруг, в хате было прибрано и чисто. На окнах весёлые занавески, у большого стола две широких скамьи, небольшая полка с книгами, четыре кровати, застланные домоткаными покрывалами. Тётя Полина что-то шепнула Зинаиде, и та стремглав выбежала на улицу, её послали позвать домой с поля старшую дочь Марию, которая работала «на буряке». Мне было интересно, как это — работать «на буряке».  Папа объяснил, что в районе есть большой завод по производству сахара, и колхозники растят сахарную свёклу — буряк, потом сдают её на завод, получают деньги, потом колхозникам, вырастившим сахарную свёклу, выплачивают заработную плату,  на заводе делают сахар и продают людям. Так вот Мария, старшая дочь тёти Полины, и мотыжила, рыхлила и полола буряк. Папа обещал показать свекольные поля, чтобы мне самой увидеть, как растёт сахар.

Прибежали Зинаида и Мария, Мария поздоровалась и скромно встала у косяка входной двери. Тётя Полина хлопотала на кухне, собирая угощение для гостей. Романа Николаевича ждать не стали, он приходил с работы поздно. Папа начал раздавать подарки, но прежде передал тёте Полине корзину с гостинцами от «кировских» Зилотовых. Из рюкзака папа извлекал сапожки и по очереди вручал девочкам. Первой порадовалась Надежда, она сразу примерила блестящие резиновые сапоги и прошлась в них по комнате. Следующей была Зинаида, ей достались такие же блестящие сапожки, только большего размера, — Марии привезли сапоги более надёжные, чтобы в них можно было работать в поле. Тётя Полина радовалась новым калошам, она стала примерять, но для этого ей пришлось снять плетёные из лыка  лапти — такие мне запомнились по рисункам к сказке о золотой рыбке.  Лапти были одеты на онучи — это такие длинные лоскуты материала, намотанные вместо носок на ноги. Калоши пришлись впору, можно было, когда станет холодно, надеть ещё и шерстяной носок, связанный из овечьей шерсти. Все эти подробности я узнала во время примерки.

Немного успокоившись, сели обедать. Папа с сестрой остались в хате поговорить, а мы  с сёстрами вышли на улицу. У крыльца стояла оставленная Марией мотыга, решила приподнять её, но она оказалась очень тяжёлой. Зинаида захихикала: «Не трогай, а то и у тебя руки будут, как у гориллы, посмотри, у Марии руки до земли от этой мотыги вытянулись. Вот я ни за что на буряк не пойду, школу закончу и лимитчицей в Москву уеду. Буду там дома строить, квартиру получу и всех к себе заберу». Мария только грустно улыбалась, а Надежда одобрительно кивала головой. Мне было интересно, кто такая лимитчица, и Зинаида бойко объяснила, что так называют тех, кто приезжает строить Москву!

За хатой был огород с большой полосой созревающего проса, росли тыквы, свекла, морковь и небольшие вилки капусты. Овощи росли на общем земельном массиве без традиционных для нас грядок. Сёстры расспрашивали о нашей жизни в Рыбинске, Мария пошла в дом —помочь матери, у Зинаиды нашлись дела в селе, мы остались вдвоём  с Надеждой, и она предложила пройтись по селу. Дошли до правления колхоза, по ступеням  поднялись на крыльцо и увидели Зинаиду, прибежавшую к Роману Николаевичу сообщить о нашем приезде. В правлении было много народа, и мы, решив не мешать, втроём отправились к дому.  По дороге стала расспрашивать сестёр о земляном поле в хате, Надежда улыбалась, а бойкая Зинаида объяснила, что отец у них партийный и идейный — пол сделает только тогда, когда у всех колхозников будет деревянный.

У соседнего с правлением дома подле калитки стоял явно городской мальчик примерно моего возраста. Он был одет в короткие штанишки с грудкой и помочами, и белую рубашку. Красивое лицо мальчика обрамляли чёрные вьющиеся волосы, глаза  были цвета полевых васильков. Девочки озорно приветствовали его: «Привет, Кукляк!» Мальчик заулыбался, но не ответил, мы прошли мимо. Мне было интересно — почему Кукляк?  Надежда тихонько ответила: «Потому, что Василий красивый, из Москвы к бабушке приехал». Мальчик действительно походил на диковинную  куклу.

Дома тётя Полина с Марией хлопотали над ужином, а папа в сарае набивал сеном матрацы и подушки для нашего ночного отдыха. Сено чудесно пахло, спать при таком аромате — удовольствие! Роман Николаевич пришёл, когда смеркалось. Мне показалось, что девочки при отце чуть напряглись, наверно, отец был строгим. Одна Зинаида безшабашно закричала: «Смотри, тебе подарки привезли!», — и протянула отцу коробочки с горой. Дядя Роман заулыбался, поблагодарил отца, но коробочки не открыл, и мне так и не удавалось узнать, что в них.

Ужинали пшённой кашей, блинами бабушки Александры и окрошкой, потом не спеша пили чай с мятой и вареньем из ревеня. Мужчины вышли посидеть на улицу, дядя Роман взял с собой одну коробочку с горой, аккуратно открыл её, там оказались… папиросы. Меня постигло разочарование, ждала чего-то необыкновенного.

Спать нам с папой постелили в сенях. Укладываясь спать, увидела в дальнем углу сеней много метёлок, таких, как продавали у нас на рынке, и которыми можно было очень чисто подметать пол в квартире. Надежда, помогавшая мне устроиться на ночлег, объяснила, что мётлы делают Мария и тётя Полина из проса и сдают в КООП — магазин такой.

Уже засыпая, слышала, как переговариваются на улице папа и дядя Роман, а за стеной шевелятся куры на насесте.