Нашего кота Тихона два дня не было дома. И это не рекорд – случалось, что дольше пропадал. Иногда приходилось встречать его в других неблизких уголках села, поэтому не беспокоились. Он появился во дворе во время сильной метели. В дом не просился, что было странно, а тащился куда-то, пытаясь превозмочь снег и ветер. Мой муж, увидев в окно, как кот безуспешно боролся с неслыханной для наших мест и середины марта метелью, принес его в дом. Усталый, Тихон сразу завалился спать. А ведь это – любимое кошачье занятие!
Естественно, что погода была главной новостью. Намело большущие сугробы снега. На ближайшем шоссе, по которому к нам только и можно было попасть, движение остановилось почти на два дня. За всем этим о Тихоне подзабыли. А обратили внимание, когда услышали, как он тоненько чихает. Сначала было даже смешно, что у кота чих, да ещё и насморк. Не удивлялись, что он ничего не ест, а только пьёт понемножку. Так и больные люди делают. Мой муж всё шутил, что как только дороги расчистят, Тишку нужно госпитализировать. И будем потом навещать его – то всей семьёй, то отправлять остальных наших четырёх котов с молоком и сосисками в торбочках.
Смех смехом, но заметили, что Тишка уже и пить не хочет, худеет на глазах, ходит, шатаясь из стороны в сторону. Казалось, что снова видим перед собой того котёнка, только немного большего, которого когда-то принёс с улицы сын. Тогда Тишка был похож на скелетик в форме котика, так плотно обтянутый серой шубкой, что рёбра можно было пересчитать. Белые галстучек и носочки определённо добавляли ему благородства. Но поначалу это величество капризно трапезничало исключительно картофельными очистками. Гастрономические приоритеты быстро изменились. За ними – комплекция. Однако остался взгляд. Иногда казалось, что на меня смотрят глаза не кота, но человека, пережившего так много, что ему не хватает слов, чтобы это выразить.
Именно так Тишка смотрел, когда вечером попросился на улицу и пытался даже не идти, а ползти прочь. Его взгляд затрагивал что-то в душе, подсказывая, что это уход не только со двора, но также из жизни.
Однако, как было выпускать кота в такую страшную погоду и в таком никудышном виде? Замело бы его за минуту – и замёрз бы где-то в шаге от дома. Или разорвала бы какая случайная собака.
Положили Тишку в доме, в углу, куда он сам заполз, на мягонькое.
А тем временем за дело взялся наш старший сын. Он – студент-медик. На втором курсе. О том, как лечить, пока только слышал краем уха и видел краем глаза. Почитав в интернете, сын допустил, что у Тишки кошачий грипп, что это с ним не в первый раз, но раньше болезнь проходила сама по себе. А сейчас для нашего шестилетнего кота всё может закончиться плохо, если его не лечить.
Сын изучил инструкции на таблетки, которые были у нас дома и теоретически могли подойти котику. О некоторых сказал, что и людям их лучше не пить. А то единственное лекарство, что, возможно, не навредило бы, имело очень сильную дозировку. Кот все же не человек. Не знали, сколько отковырнуть ему от той таблетки. Не рискнули.
Вот здесь у нас с сыном и произошла небольшая дискуссия. С юношеским энтузиазмом и лёгким занудством начинающего профессионала он доказывал, что любым способом Тишку надо ставить на лапы. И завтра, с возобновлением движения на дорогах, наш кот будет у ветеринара, либо наоборот. Сын сказал, что сам этим займется. Адрес ближайшей клиники для зверушек у него уже был. Сын возмущался, что только на словах я переживаю за Тишку, а на деле – иначе. После моего довода, что у кота абсолютно нет жажды жизни, мы перешли к судьбам больных людей. Как быть с больным человеком, находящимся в бессознательном состоянии? Не лечить? Как узнать, есть ли у него жажда жизни?
Сегодня ответ на этот вопрос имеет не только духовные, но и юридические последствия – возможно, противоположные. Медики ориентированы, чтобы вылечить больного любой ценой, а его родные – тем более. И, разумеется, нечего говорить о самих больных.
Сейчас множество – и, кажется, год от года всё больше – объявлений благотворительных фондов с просьбой о помощи больным, особенно детям. Печатаются их фото, подробные ужасающие описания болезней. Кто-то, увидев, от всего сердца жертвует хоть сколечко, кто-то быстрее отворачивается. Это они – сознательно. А в подсознании у многих из них, кажется, одно: страх оказаться на месте страдальцев. От этого страха невозможно откупиться никакими деньгами, невозможно о нём забыть. Он – хороший повод разобраться, действительно ли то, что общество считает помощью, ей на самом деле является. А вдруг лечение, на которое собирают с миру по нитке, ещё больше заставляет страдать – физически или духовно – тех, кого врачуют? На ком ответственность за их новые муки? Подобная проблема в том или ином виде может предстать перед каждым. А если попробовать разобраться, ощутить, какая именно помощь – материальная, духовная, та и другая – нужна в конкретном случае? Может, не стоит кромсать тело больного на многочисленных и подчас безрезультатных операциях или измучивать тяжелыми процедурами фактически только для того, чтобы врачи набирались профессионального опыта? Возможно, их профессионализм должен заключаться в другом? Ответ на эти и многие родственные вопросы можно построить только на духовном фундаменте. Тут, казалось бы, все просто: сначала – потребности духа человека, а потом – его земной части. Но удастся ли доказать это даже «духовно подкованным» больным, их родственникам, врачам – но прежде всего самим себе в подобной ситуации? Каким будет ответ? Вот-вот … Только ведь ответственность за этот ответ все равно надлежащая и неизменная. Извечные Законы не разжалобятся от слез фальшивой благотворительности.
И нет тут разницы – о человеке, о коте речь. Договорились мы с сыном подождать утра – что будет с Тишкой, что – с дорогами. Как говорится, утро вечера мудренее.
Мы разговаривали около Тишки. Сын вышел из комнаты. А кот выразительно, как всегда, заглянул мне в глаза. И так не вязался этот взгляд с ослабевшим Тишкиным телом, словно они уже находились в разных измерениях… Моим ответом могла быть только одна мысль: пусть все решится, как лучше для котика.
Ночью Тишка умер.
Интересно, что в это время никого из наших других котов не было дома. Все ушли еще с вечера, хотя раньше в такую лютую погоду их и палкой из дома не выгнали бы. Проявили врожденную кошачью деликатность? Наверное, всё поняли и не мешали своему папке отправиться в новые манящие просторы – не реанимировали его напрасно искусственным дыханием, не голосили, заламывая лапы: «На кого же ты нас, сироток, оставляешь?»
Даже у братьев своих меньших нам, таким очень современным и образованным людям, есть чему поучиться! Возможно – и расставлять запятые в предложении «Лечить нельзя умирать».

Перевод с белорусского с rashetnik.livejournal.com