Первая весна на новом  месте обещала быть тёплой. К началу весенних каникул уже вовсю пригревало солнышко.  Снег сошёл ещё в начале марта. На буграх расцвели подснежники, на склонах небольших овражков стали появляться, сияющие как солнышко, жёлтые цветы мать-и-мачехи. В лесочке за речкой расцвели фиалки. А на одном из склонов синели пролески. С полей доносился рокот тракторов, боронующих поля, чтобы задержать влагу. Скоро начнётся посевная страда.

Весенние запахи манили в поля, к реке, на бугры.

Я не раз побывала на другой стороне реки вместе с девочками и мальчиками с нашей улицы. Уже переехала с семьёй из первого отделения совхоза в новую квартиру моя  подружка Аня. К старым друзьям добавились новые друзья. И все мы жили рядом. Утром дружной гурьбой мы отправлялись в школу.

Но наступили весенние каникулы, торопиться было некуда, и мы всё свободное от домашних дел время проводили в играх на улице.

Как-то папа пришёл с работы и сказал:

– Завтра с ребятами пойдёшь на бугры. Что-то много сусликов расплодилось,   урожай съедят. За каждую тушку суслика будут давать денежное вознаграждение. – Он назвал какие-то копейки.

«Хорошо, – подумала я, – соберём деньги на волейбольный мяч», – а вслух спросила:

– И что мы будем делать? Ловить их?

– Нет, сусликов выливают.

– Как выливают?

– Водой. Льют в норку воду, пока не покажется суслик.

– А потом?

– Потом хлопнешь его чем-нибудь и в сумку.

– Как это – хлопнуть? – с ужасом спросила я. – Мы же его убьём! – Это было не по мне. Внутри меня что-то  сжалось тяжёлым комом.

– Жалеешь? – папа мельком глянул на меня. – Они вредители, нечего их жалеть.

Папа сказал, значит, надо выполнять. Настроение моё было подавленным. На следующий день мы дружной компанией подались на бугры. Стараясь погасить что-то тревожное внутри, я воодушевлённо говорила, что мы соберём деньги на волейбольный мяч, а может быть и на сетку, потом и на пинг-понг. Все были в восторге от такой перспективы. Энтузиазм разгорелся.

Перешли по кладке на другую сторону реки, набрали в вёдра воды и пошли искать норки сусликов, а их было множество. В первую встретившуюся  норку  начали лить воду из одного ведра, из другого.

Неожиданно показалась голова мокрого и такого жалкого суслика. Девчонки с писком разбежались в разные стороны.  Что там делали мальчишки, я уже не смотрела, а молча побежала  домой, даже ведро забыла. Девочки, подхватив вёдра, тоже устремились вслед за мной. Для нас охота на сусликов окончилась вместе с мечтами.

Но каникулы ещё не окончились. И вот ещё одно сразу последовавшее за этим событие.

На Химике – так назывался маленький хуторок в получасовой ходьбе от нас – расположенном вверх по течению реки, прорвало небольшую земляную дамбу. В этот пруд, который образовался перед дамбой, прошлым летом запустили мальков карпа.  Вода хлынула и затопила вспаханные вдоль берега огороды. Говорили, что большая рыба ходила так, что были видны  плавники. А когда вода немного схлынула, то между кочками в воде осталась более мелкая рыба. Путь в реку ей был закрыт. Детвора и взрослые ходили в высоких сапогах  по этим огородам и руками ловили рыбу между кочками.

На обед пришёл папа и сказал, чтобы я пошла и наловила таким способом рыбки на ужин. Я одела свои маленькие, не очень высокие сапожки и отправилась ловить рыбу. Штук десять рыбок я руками поймала, но ноги мои были мокрые, сапоги протекали. Такая длительная ножная и ручная холодная ванна не обошлась без последствий.  К утру у меня поднялась высокая температура, вызвали на дом фельдшера. Папа срочно уехал в город за лекарством и мамой.

Долго я болела ангиной, пропустив оставшиеся каникулы, а потом две недели учёбы в школе. Так дорого достались мне охота и рыбалка. Только одно светлое воспоминание до сих пор во мне живо: рядом была мама, в доме – особенно светло, тепло, а мне – радостно.