Когда я училась в пятом классе, мы с папой переехали на новую квартиру во втором отделении совхоза, расположенном ближе к городу. Это было удобно во всех отношениях. Село, в котором располагалось  второе отделение совхоза, тянулось вдоль большой трассы. Находилось оно намного ближе к городу, чем первое отделение, всего в двадцати километрах. Сёстры учились в городе и с мамой жили в Донецке, значит, мы будем чаще встречаться,  на каникулы они будут  приезжать к нам. Город рядом, по надобности всегда можно съездить и вернуться назад в этот же день.

Расставаться с прежним местом было не трудно, даже радовали перемены, что-то новое. Почти все мои друзья со своими семьями переезжали сюда в новые квартиры.  Мы будем жить на одной улице.

Приехала машина, мы начали грузить вначале всё, что было в сарае.  Поместили вперёд кузова ящики с курами, ульи с пчёлами, всякие инструменты, шифер, ещё какие-то  доски, ящики со всякой всячиной.  Папа  хорошо закрепил их, чтобы не ездили по кузову.  Потом началась погрузка вещей из квартиры, и это не должно было занять много времени.

Мои двухмесячные  крошечные щенки Тарзан и Лилит весело топали своими короткими ножками по двору, едва поспевая за мной. На крыльцо они не могли забраться, и когда я уходила в дом, они  поскуливали. И вдруг щенки исчезли. Никто не видел, куда они делись. Я оббежала все места, где мы с ними гуляли, но щенков нигде не было, и никто их не видел. Слёзы брызнули из моих глаз,  и я никак не желала успокаиваться, просто не могла.

– Ну что же делать, надо ехать, – говорил папа, – мы не можем так долго задерживать машину, и другим она тоже нужна для переезда.

– Но Тарзанчик, Лилит! Как мы уедем без них? – и я ещё горше плакала.

– Может быть, их кто-то взял, – предположил он, что вызвало  у меня ещё больший поток слёз.

Наконец папа посадил меня в кабину, дал в руки красивую настольную лампу, а настенные старинные часы с боем уложил в коробке перед моими ногами, где я уже поставила свой портфель с тетрадями и учебниками.  Сам же постоял, постоял и со словами «пойду-ка я ещё раз проверю, не забыли ли чего», пошёл прямо к сараю.

И вдруг я слышу папин обрадованный голос:

– Вот вы где, сорванцы!

Сердце моё затрепетало в радостном предчувствии. Оно меня не обмануло: к кабине подходил папа и нёс в руках два сонных, тёплых комочка. Он нёс моих щенков! Положив  их  мне на колени, приговаривал радостно:

– А мне как будто что-то подсказывает – иди посмотри в сарае… Потому они и поскуливали, что устали от нашей суеты. Они же ещё маленькие, им спать хотелось, вот и нашли тёплое, спокойное местечко на соломе в углу сарая.

Лица у папы и дяди Павла  просветлели.

Щенки сладко позёвывали, высунув маленькие розовые язычки. Слёзы мои моментально высохли. Я прижимала малышей к себе одной рукой, другой – держала лампу и счастливо смеялась. Мы тронулись в путь. Щенки прижались ко мне и опять уснули. Дядя Павел улыбался, посматривая на нас, а потом сказал:

– Ты, Катюша, сияешь как солнышко, проглянувшее в пасмурный день. Хорошо.

День действительно был пасмурный, низкие тучи неслись по небу. От промозглого ветерка и от переживаний я продрогла, но в кабине машины быстро согрелась. Папа ехал в кузове, одев тёплую зимнюю «москвичку», чтобы присматривать за грузом. «Москвичкой» назывались теплые  длинные куртки московской швейной  фабрики с высоким овчинным воротником. Никакой ветер их не продувал.

На новое место жительства нужно было ехать километров тридцать пять. За окном машины виднелись  скромные, но такие прекрасные пейзажи. Мимо проплывали сёла, ровные ряды посадок вокруг чернеющих вспаханных полей. Проехали по мосту Калининскую балку.  Живописно  изгибаясь, она тянулась вдаль и скрывалась за холмами. Ручеёк под мостом был совсем неширокий и уходил далеко за холмы по низине балки.  Весной на холмах мы с подружкой рвали нежные подснежники. Их было столько много, что холмы становились бело-лиловыми, а в балке стоял нежный аромат подснежников. С  конца мая начинали расцветать воронцы, укрывая бордово-красным бархатным ковром все склоны.  Аромат в балке менялся, он был неповторимо сладковато-терпким. Я посматривала вдаль, и мне вспоминались разные приключения, которые происходили с нами. Но это было прошлым. Впереди меня ожидало что-то неизведанное и потому прекрасное.

Ландшафты   были почти  серыми, только островки сёл с небольшими белыми домами  радовали глаза. Стоял тёплый январь, но снег ещё белел по ложбинам, да виднелся кое-где в посадках, потому было видно, что поля разделены на квадраты. Неожиданно, как в сказке, открылась панорама огромного Карловского водохранилища, окаймлённого  по одну сторону странно зеленеющим лесом. Дальше виднелись  живописные группы  голых деревьев, ветви которых причудливым переплетением напоминали притаившихся невиданных птиц.  И между этими деревьями  выделялись, как диковинные животные,  нагромождения огромных овальных, разной величины валунов. От противоположного берега навстречу нам катили по воде тёмные, отливающие серебром волны с белыми барашками. Красиво!

– Дядя Павел, почему в том месте лес зелёный? – спросила я.

– Там не просто лес, а сосновый бор. Когда построили водохранилище, то на том берегу посадили молоденькие сосенки. Я тогда пацаном был и с отцом ездил за саженцами в питомник. Саженцы прижились  и теперь зеленеют. Говорят, что грибы даже бывают осенью, маслята.

Моему удивлению и радости не было предела, я уже мечтала, что когда-нибудь обязательно побываю в том лесу.

Когда по гулкому большому, широкому мосту, с какими-то гудящими строениями по бокам,  мы проехали мимо водохранилища, дядя Павел сказал:

– Ещё пару километров, пару крутых поворотов и мы приедем.

Когда мы проехали действительно крутые повороты на дороге, где гулкое эхо отражало звуки едущей где-то впереди или позади машины – что было сложно определить, открылся прямой путь, сужающейся лентой уходящий  до самого горизонта.  Дядя Павел облегчённо вздохнул и сказал:

– Опасные эти повороты, не поймёшь, впереди идёт машина или догоняет сзади. Коварное эхо, потому что везде деревья. Да и ничего не видно. – А через несколько минут радостно воскликнул: – Вот мы и приехали!

У въезда в село на высокой арке большими буквами было написано «Птицефабрика совхоза им. В. Чкалова».

Место это показалось мне очень красивым. Улица по одной стороне сияла новыми белыми домами, стоящими ровно в ряд и на одинаковом расстоянии друг от друга. На противоположной стороне улицы, ближе к трассе,  располагались разного размера дома жителей этого села, тоже беленькие и аккуратные. Только заборы у всех были высокие, да за ними виднелись голые ветви фруктовых деревьев.

В наших дворах за невысоким штакетником  тоже виднелись голые старые деревья: дома были построены в старом совхозном саду. По нашей стороне улицы были высажены два ряда молодых  деревьев. Между ними из светлых бетонных плит проложили дорожку вдоль всей улицы. Такой нарядной улицы я ещё не видела. Против нашего дома стоял кран питьевой воды, поступающей из Карловского водохранилища.

Въехали во двор, и началась разгрузка машины. Я поставила лампу на внесённый в зал стол, поместила щенков  в сарай, закрыла дверь, чтобы они не убежали, и побежала осматривать окрестности.

– Только  далеко не ходи, я растоплю печь и уйду в контору, – предупредил папа, – наведёшь порядок в квартире, чтобы нам было здесь уютно, – и дал мне ещё некоторые указания, что нужно сделать до вечера.

Я побежала через сад-огород по направлению к видневшимся  вдали деревьям, а вслед неслось:

– Смотри, недолго ходи, а то печь прогорит!

– Слышу, папочка! Не волнуйся, я только посмотрю, что там. Радость заливала меня, переполняла, я должна была выплеснуть её в быстром движении.

По двору и по огороду, как часовые, стояли старые яблони. Ниже нашего огорода, за грунтовой дорогой были видны  высокие заросли высохшей травы.  Кое-где между этими зарослями виднелись  полоски  возделанной чернеющей земли. На фоне чёрной земли стебли травы с распушёнными наверху метёлками ярко светились золотом, хотя солнца на небе не было. Дальше виднелись высокие  деревья.  Справа,  до самых камышей чернела вспаханная  земля.  И всё это великолепие завершали высокие холмы, волнистой линией выделяясь на горизонте.

И какой восторг охватил меня, когда, пройдя тропинкой через заросли травы, я увидела, что за деревьями протекает река, самая настоящая река! Через эту небольшую рощу, по невысокой гребле, можно было пройти к деревянной кладке, как местные жители называли узенький мостик, стоящий на деревянных сваях. Поручней на мостике не было. Между редко приколоченных  досок  была видна быстро текущая вода, с негромким журчанием обтекающая сваи. Я не решилась переходить  на другой берег реки по такому ненадёжному, как мне показалось, мосту. Осмотрелась ещё раз. «Как же здесь красиво! – радовалась я, – всё, всё здесь необыкновенное!»

Сделав маленький обзор окрестности,  возвратилась домой. Вещи и немногочисленная  мебель были разгружены. Мои щенки, утомлённые переездом, всё ещё спали в сарае. Там уже ходили наши куры, а некоторые из них, быстро освоившись, сидели на гнёздах. Петух  клюнул зёрнышко, выронил его и, подзывая кур, что-то усердно им объяснял. «Вижу, вижу, что у вас всё в порядке» – подумала, улыбаясь.

Я занялась наведением, как сказал папа, «уюта» в квартире. Это было совсем несложно, вещей у нас было немного. Теперь надо было приготовить суп для нас с папой и щенков.

Справившись со всем этим, забрала щенков из сарая, покормила остуженным супом и села делать уроки, повторять пройденный материал.  Щенки весело бегали по комнате, боролись, подбегали ко мне и, рыча, нападали на мои ноги. Им хотелось играться. Я вспомнила, как дядя Павел говорил папе, что хорошо, что ничего не забыли, что ничего не потерялось, а то это было бы плохой приметой. «Ещё бы, – подумала я, – как было бы плохо, если бы папа не нашёл щенков. Но нет, этого не должно было случиться». Бросила малышам тряпичный мяч и сказала:

– Тарзанчик, Лилит, завтра важный для меня день, поиграйте сами,  я же иду в новую школу!