Прогулявшись по лесу, я зашла в магазин. Продавщица одиноко сидела за прилавком, сжимая виски руками. Услыхав мои шаги, она подняла голову и приветливо улыбнулась вымученной улыбкой.

– Сусанна, у вас болит голова? – спросила я. Знакомство с нею произошло ещё раньше, при открытии магазина. Ей было немногим больше сорока лет.

– Да, нестерпимо. Видимо, погода меняется, – ответила она и посмотрела на меня в ожидании заказа.

– Чем вам помочь? –  спросила я.

– А чем мне можно помочь, если у меня черепно-мозговая травма и я чудом осталась жива? – ответила она вопросом на вопрос.

Я внимательно посмотрела ей в глаза.

– Вы так посмотрели на меня… Что, не похоже? – и, наклонив голову, Сусанна сказала, – смотрите.

На темени были видны расходящиеся в разные стороны шрамы.

– И давно это было?

– Давно; уже двадцать лет прошло, хотя мне кажется, что весь этот кошмар случился вчера.

Других покупателей не было, так что нам никто не мешал. Взгляд её больших тёмно-карих глаз затуманился воспоминаниями. Неожиданно она начала рассказывать, и по выражению её лица и интонациям голоса было заметно, что она в мельчайших подробностях заново переживает случившиеся.

– До сих пор не понимаю, что это было… В ожидании ребёнка, я дохаживала последние дни беременности. Помощи мне от мужа ни в чём не было. Всё приходилось делать самой.

Как-то, проходя по коридору, где было темно, я не заметила, что дверца, закрывающая люк в подвал, почему-то была открыта, и я упала в подвал.

Я не помню, когда нашли меня, поскольку была без сознания. Но, по словам медиков, это произошло спустя четыре или пять часов после падения. Меня увезли в роддом, чтобы попытаться спасти ребёнка. Ребёнка моего спасли. Это был мальчик. Но я не приходила в сознание. И тогда хирург, приглашённый для консультации, приказал немедленно перевезти меня в хирургическое отделение в операционную. Он решил бороться за мою жизнь, хотя обширная осколочная рана на темени, потеря крови – не предвещали ничего хорошего. Операция длилась много часов. Мне потом рассказывали, что грань между жизнью и смертью была настолько тонкой, что в какой-то момент уже не надеялись на положительный исход операции.

А вот что запомнила я. Правда, когда я об этом рассказала, мне никто не поверил, считая, что это были галлюцинации… Да и сейчас не верят.

Я вдруг чётко осознала себя скользящей в какую-то тёмную дыру. Я не хотела туда, но меня затягивало, непреодолимо затягивало… и начало перемалывать, как в мясорубке. Не нахожу другого сравнения, так как вдруг вокруг меня стало вращаться много моих маленьких «я». Я видела, что всё это была я. Это было так жутко, страшно и больно, но не той болью, когда тело болит, а когда душа болит, разрывается на части. Понимаете? Ту боль и мучение не описать словами. Я вдруг поняла, что исчезаю совсем, что меня не будет никогда… никогда я не увижу своего сына (каким-то образом я знала, что у меня родился сын), как он растёт, ходит… ведь он ещё такой беспомощный, и я нужна ему. Я, его мать, нужна ему, потому что никому он не будет нужен…

Сусанна замолчала, её глаза были широко открыты. Они всматривались во что-то, видимое только ей одной. Затем она как-бы очнулась и продолжила воспоминание.

– И эта боль не за себя, а за судьбу моего маленького сына, вырвала меня из парализующего состояния ужаса и безысходности. Я взмолилась о помощи и могла повторять только одно: «Господи, помоги! Господи, помоги!» – Ничего другого, только это. И вдруг, словно в обратном процессе, все мои маленькие частички –  ну как их ещё назвать? – устремились ко мне. Я пришла в себя и услышала голоса и слова «бьётся, бьётся». Это вновь забилось уже остановившееся моё сердце. И вот я жива. Что это было со мной, я так и не знаю, и никто не может мне объяснить – просто не верит никто. Но это так страшно…

Помолчали.

– Я верю, – тихо промолвила я.